Наше христианство обязано одному событию начала IV века, повернувшему всемирную историю. Это – явление образа Креста императору Константину Великому: «Сим (т.е. этим Крестом) победишь!». С этого момента Римская империя и все ее преемники отсчитывают свою христианскую историю, а Крест – орудие казни и символ позора – становится орудием спасения и символом победы для огромных государств и целых народов. Не будь этого чуда, мать победителя, святая царица Елена, не тратила бы сил на поиски Креста Господня. И мы не отмечали бы 14 / 27 сентября как Воздвижение (т.е. поднятие) Честного и Животворящего Креста Господня.
Три креста Моисея
Победоносная и животворящая сила Креста была для тех времен настолько очевидной, что проповедники и гимнографы, прославляя ее, применили даже такой речевой прием, как олицетворение: Радуйся, Господень Кресте… Тебе покланяемся… Просвети ны светлостию Твоею… то и дело слышим мы на Воздвиженской праздничной службе. Но еще удивительнее слышать о Кресте в связи с ветхозаветными событиями – казалось бы, какую силу он может иметь до распятия Господня?
Оказывается – может, и опять-таки – победоносную и животворящую! Только в меньших масштабах и исключительно для богоизбранного Израильского народа. Об этих удивительных ветхозаветных параллелях, называемых прообразами, повествует, в частности, первая песнь канона праздничной утрени, сочиненного прп. Косьмой, еп. Маюмским, в VIII веке христианской эры.
Из ирмоса (так называется первый тропарь песни, метрический образец для прочих тропарей), традиционно посвященного истории перехода Израиля через Чермное море (Исх. 14), мы узнаем, что эта первая чудесная победа народа Божия над врагом была одержана при помощи образа Креста, начертанного Моисеем над морем в два приема:
1) Крест начертав Моисей впрямо, жезлом Чермное пресече Израилю пешеходящу: «Изображая Крест по вертикали, Моисей рассек [своим] посохом Красное [море] для идущего пешком Израильского народа…»
и 2) то же обратно Фараоновым колесницам ударив совокупи, вопреки написав непобедимое Оружие: «и это же (море) он соединил обратно над колесницами Фараона ударом, изображая по горизонтали непобедимое Оружие (Крест)…».
Но как представлял себе автор этот горизонтальный удар? Греческий глагол, стоящий за этим ударом, среди прочего означает еще и «бить в ладоши». Если не с исторической, то, по крайней мере, с поэтической точки зрения это значение наиболее убедительно: таким непосредственным жестом Моисей старается как можно скорее сдвинуть две водные стены над головами противников и – сам не зная того – завершает крестное знамение.
Следующие два тропаря рассказывают, как Моисей – так же неосознанно, под водительством Духа пророческого – еще два раза прибегал к спасительной силе Креста: в битве с Амаликитянами (Исх. 17) и спасая Израильтян от смертельных укусов ядовитых змей (Числ. 21).
В том, как распростертые руки Моисея, приносившие победу Израильтянам, поддерживали будущие священники Аарон и Ор, византийский гимнограф замечает двойной прообраз – страданий Христовых и Креста как знамения победы:
Образ древле Моисей пречистыя страсти в себе самом прообрази, священных среде стоя: «Моисей некогда явил собою прообраз пречистого страдания [Христова], стоя [, как жертвенный агнец,] посреди двух священников…»
и далее: Крест же вообразив простертыми победу дланьми воздвиже, державу погубив Амалика всегубителя: «а изобразив распростертыми руками Крест, он воздвиг символ победы [по-гречески «трофей»], уничтожив военные силы непобедимых Амаликитян…»
А вознесение Моисеем змея на древо как прообраз Своего распятия воспринимал и Сам Спаситель (Ин. 3, 14); прп. Косьма, развивая параллели, усматривает в образе этого змея того, кто подтолкнул Адама к падению:
Возложи Моисей на столпе врачевство – тлетвориваго избавление и ядовитаго угрызения: и древу – образу Креста – по земли пресмыкающагося змия привяза, лукавный в сем обличив вред:
«Моисей вознес на столб лекарство, избавляющее от ядовитых смертельных укусов, привязав к древку (знамени), этому прообразу Креста, пресмыкающегося по земле змея, изобличив его коварное вредительство…»
Надо заметить, что греческая редакция последнего выражения звучит еще сильнее: «отпраздновав триумф над его коварным вредительством», подчеркивая победу Креста над врагом рода человеческого, диаволом.
Обретение рая
Противостояние Христа диаволу и Его победа над ним становятся отправной точкой в осмыслении спасительной силы Креста Господня уже с первых строк праздничных стихир: на нем бо убив нас убившаго, умерщвленныя оживил есть: «…ибо убив на нем (на Кресте) нас убившего (диавола), Он (Христос) оживил (нас) умерщвленных…».
Но поскольку Адам и Ева потеряли рай посредством древа познания добра и зла, постольку посредством опять-таки древа Крестного рай снова отверзается для людей. На соответствиях такого рода построена главная стихира Воздвиженской вечерни:
Приидите, вси языцы, благословенному Древу поклонимся, имже бысть вечная правда: праотца бо Адама прельстивый древом Крестом прельщается:
«Все народы, давайте поклонимся благословенному древу Креста, посредством которого восторжествовала высшая справедливость: ибо (диавол) обманувший праотца Адама посредством древа (познания) ловится на приманку Креста…»
Последняя метафора становится понятной только в своем богословском контексте: диавол обманывается, не предполагая, что Умерший на Кресте силою Своего Божества преодолеет эту самую смерть – главное оружие «человекоубийцы от начала» (Ин. 8, 44).
Божественная справедливость сказывается еще и в том, что отныне прекращается незаконная власть диавола над высшим творением Божиим – человеком:
и падает низвержен падением странным мучительством одержавый царское здание:
«и, низверженный, падает неудержимым падением тот, кто незаконно овладел царственным созданием…»
Тема диавольской тирании – а именно это греческое слово стоит за славянским мучительством– получает дополнительное преломление в свете того, что и Константин Великий шел войной не на варваров, а на своего соправителя Максентия, ставшего узурпатором, или – что то же – тираном.
И несколькими строками ниже – ключевой аргумент, ввиду своей очевидности не требующий доказательств, как их не требует пословица клин клином вышибают:
Древом бо подобаше древо исцелити, и страстию Безстрастнаго яже на древе разрешити страсти осужденнаго.
«Ибо надлежало, чтобы Древом (Креста) было исцелена [человеческая природа, падшая от] древа (познания), а страданием Бесстрастного [по Своему Божеству Христа] прекращены страдания осужденного [за преслушание заповеди] о древе».
И, наконец, в стихирах праздничной утрени, древо Креста прямо отождествляется с райским древом жизни, вкушающий от которого никогда не умрет: О, Древо пречестное, имже восприяхом во Едеме безсмертную пищу. «О, нетленное Древо (Креста), чрез которое мы снова получили [по греческому чтению – вкушаем] дарующей бессмертие пищи Едема (Райского сада)!»
Отсюда, несомненно, и – столь распространенный в византийской орнаментике «процветший Крест», подножие которого расходится в две стороны пышными ветвями.
Когда Государство и Церковь совпадают
Однако главной темой службы Воздвижения бесспорно является молитва о православном Царстве, причем не только о благочестивых Царях, хранителях и защитниках православной веры, но и о самом православном Государстве как таковом, обязанном своим существованием Кресту Господню. Об этом говорят центральные песнопения праздника – его тропарь и кондак (естественно, в исконной дореволюционной редакции), употребляющие все эти понятия: Цари – христианские Государи, люди Твоя – Твой народ, жительство Твое – Твое государство.
Тропарь начинается прямой цитатой из царского 27 псалма: Спаси, Господи, люди Твоя («народ Твой»), и благослови достояние Твое («наследие Твое»), перенося эти выражения Псалмопевца уже на новый богоизбранный народ – христианское население православной Империи, как это явствует из продолжения тропаря:
победы благоверному Императору нашему (имярек) на сопротивныя[в греческом оригинале – Царям на варваров] даруя, и Твое сохраняя Крестом Твоим жительство («Твое государство»).
В этих нескольких строках кроется секрет христианского патриотизма – оказывается, православным далеко не безразлично, с какими чувствами защищать отчизну: Церковь молится о победах христианских государей, защищающих Христово государство от врагов Христовой веры помощию Креста Господня.
То, что Ромеи видели себя христианским теократическим государством, прямо выражено в словах праздничного кондака: тезоименитому Твоему новому жительству («Твоему новому государству, носящему Твое имя») щедроты Твоя даруй, Христе Боже.
В этом окружении необходимо строго ограничить значение еще одного понятия, звучащего в эксапостиларии Воздвиженской утрени: вся вселенная – это отнюдь не «весь космос», и даже не «вся населенная часть земли», как может показаться на первый взгляд. Это опять-таки – «вся империя», или «цивилизация» (культурно-политическое значение греческого слова «ойкумена»), на страже которой находится Крест Господень.
Крест – хранитель всея вселенныя («страж всей [христианской] империи»), Крест – красота Церкве, Крест – Царей держава, Крест – верных утверждение, Крест – Ангелов слава и демонов язва.
В этом гениальном своей лаконичностью тексте, заключающем в своих шести выражениях все богословие Креста Господня, отражена еще одна утраченная ныне реальность – полное тождество Империи и Церкви. Собственно, здесь нет ничего удивительного, поскольку, с одной стороны, и само понятие «Церковь» (греч. «Экклисия») есть не что иное как «собрание народа», а с другой – как иначе можно рассматривать Империю, вдруг подчинившую весь ход своей истории благому игу Христову и воплотившую в себе идеалы Его Царства.
Некогда Константин Великий ознаменовал свое обращение в христианство новой военной и государственной символикой: место безликого орла на навершии крестовидного штандарта заняла монограмма Христа (совмещенные Х и Р) в драгоценном венке. Кто знает, может быть, уже состоявшееся возвращение Креста на Русский герб позволит нам когда-нибудь с полным правом применить и к нашей многострадальной Родине слова тропаря и кондака Воздвижению?
свящ. Михаил Асмус
www.portal-slovo.ru
